Три момента взрыва (сборник) - Страница 99

Широкие проспекты, огромные площади, все из дешевых, легкозаменяемых современных материалов. Ни одного здания выше одного этажа. В домах кухоньки, душевые, туалеты – спутники единого центрального пространства.

«Это разновидность новой комнаты, – объяснял архитектор. – Мы назвали ее крепостью».

Под стеклянной крышей, между высокими стенами, размещалась большая спальня-берлога с утоптанным земляным полом, кроватью, стульями, стоячими полками, телевизором и письменным столом. Вся мебель была расставлена по своим ячейкам, которые складывались в одну продуманную конструкцию, но были отделены друг от друга заранее вырытыми траншеями с ровными стенками и складными мостиками для удобства обитателей.

«Пространство можно углублять и расширять, включая в него новые рвы, которые будут образовываться сами».

– Ну, и как, по-вашему? – спросил Даниель, закрывая всплывающее окно. – По-моему, могло бы сработать.

– Нет, – возразила Анна. – Не сработает.

Скорость, с которой возникали новые рвы, все возрастала. Если верить отдельным сообщениям, увеличивалась и их глубина. Плюс все эти россказни о мутациях и слова дочери подруги о звуках, которые она слышала внутри. Анна отвела глаза от экрана, пораженная внезапно нахлынувшей болью.

– Даже если бы мы и смогли жить с этими траншеями, – сказала она, – то мир вокруг нас, вот это все, не сможет. Мы его не для этого создали. Нет. Так не пойдет.

– Даже наши союзники, и те от нас что-то скрывают, – пожаловался Анне Гомес. – Черт побери! Кругом, от Польши до Перу, до гребаных островов у побережья Шотландии, то и дело что-нибудь взлетает на воздух, а мы не знаем, ни кто это делает, ни почему.

В первый раз они выследили Ника в трущобах умирающего городка в Колорадо. Анна сходила и пересмотрела записи его первых допросов.

У него не было семьи.

– Люди на дороге, – сказал он тогда. – Вот моя семья.

Он был в пути уже не один месяц, когда наконец осознал, что с ним что-то происходит. Но и тогда он продолжал идти, ночуя под открытым небом и изредка устраивая привалы в лесу.

– Но мне хотелось под крышу, понимаете? – говорил он. – Вот я и подумал, может, все как-нибудь обойдется.

Он пробрался в заброшенное здание и расстелил свой спальник на полу, в фойе первого этажа. На следующий день он проснулся и увидел, что часть стены провалилась в невесть откуда взявшуюся яму, а сам он лежит на краю глубокого неровного рва. Он так намучился накануне, что даже не услышал грохота обрушающейся стены. В проломе возникли трое нервных полицейских: они взяли его на мушку и держали под прицелом до тех пор, пока не подоспел полковник с бригадой.

– Я стал замечать кое-что, так, по мелочи, когда вернулся из Европы, – продолжал Ник. – Лаи и Биргит рассказывали, что-то происходит.

Анна работала в Мэдисоне волонтером – кормила и опрашивала тех, кто оказался во рву, классифицировала их согласно новейшим схемам. Зрелище катастрофы, изуродованный городской ландшафт рухнувших стен и круглых траншей, из которых еще не везде убрали трупы, не нарушил ее спокойствия.

Оттуда она отправилась прямиком в Лондон, где инфицированные районы были уже отгорожены от остальных массивными баррикадами с пулеметными точками на вышках, чтобы не выпускать оттуда зараженных – можно подумать, кто-то имел точное представление о том, как именно распространяется эта болезнь и насколько она заразна. Внутри простреливаемой зоны продолжали ходить по улицам попавшие в западню люди.

Вертолеты кружили над Таннетом и Тутингом, где зияющие ямы поглотили жилые дома, церкви и здания управ, в которых люди слишком долго сидели или стояли на одном месте. Улицы выглядели так, словно их перепахали огромным плугом.

Печальным было это военное положение. Телевизионщики в защитных костюмах совершали вылазки в зоны поражения, где уцелевшие ходили и даже ездили по улицам, кисло поглядывая на репортеров, а персональные рвы бежали впереди них, лишь немного превосходя габариты их автомобилей.

Капитулировать тоже стало принято на особый манер. Сперва заболевшие попадали в ловушки во сне. Проснувшись, они начинали двигаться. Но постепенно что-то изменилось: все больше и больше мужчин и женщин просто стояли на месте и ждали, когда вокруг вырастет ров.

Поверх этих оборонительных сооружений, которые возникали сами собой, брали у них интервью репортеры. Некий телеканал получил премию БАФТА за серию бесед, снятых одной камерой на Албемарл-стрит, где посреди разрушенного тротуара, покачиваясь каждый на своем нуклеусе, стоял мужчина и две женщины.

– Почему вы здесь? – крикнул им репортер.

– Отвали, – ответила ему одна из женщин.

Мужчина молчал.

– Ведь можно же продолжать идти, – не отставал репортер. – Дальше есть еда, там больше места…

– Ты, блин, конечно, извини, – сказала вторая женщина, – но я что, неправильно стою?

Анна осматривала территорию с перекрестка, где множество рвов сходились воедино. Кое-где она видела пары и даже целые группы по три-четыре человека, которые стояли или лежали в объятиях друг друга, отрезанные от остального мира своими рвами. Ей показалось странным, что так мало людей выбрали совместную изоляцию. Их совокупные рвы оказались не шире рвов-одиночек, но заметно глубже. Значит, должен существовать какой-то максимум, оптимальное число рвов, слитых воедино. Если попытаться соединить много рвов сразу, то, взаимно усиливаясь, они будут вгрызаться в островок посредине, уменьшая его до тех пор, пока он не превратится в ничто.

– Один из них даже не заражен, – сказал ей солдат, когда они проходили мимо двух мужчин, спавших за своим рвом в обнимку. – У него вообще иммунитет, просто он любит своего бойфа и хочет остаться с ним. Когда они рядом, невозможно сказать, один у них ров или два. Так люди говорят, – добавил он. – Вот тебе и история любви на новый лад.