Три момента взрыва (сборник) - Страница 72

Владелец шляпы между тем заговорил о глубинных движущих силах египетской революции на площади Тахрир. Я стал слушать. Отклоняясь от прямого пути, он углубился сначала в историю региона, потом приплел зачем-то Украину, оттуда перескочил к суровым реалиям лондонской жизни и снова пошел петлять по закоулкам еще более давних историй классовой борьбы. Поразительно несхожий материал сплетался у него в поразительный узор.

Я тихо сказал:

– Шляпа у него потому такая пыльная, что он сорок лет сиднем сидел на одном месте.

Хозяин шляпы обратился к собравшимся:

– То, что вы увидите, когда посмотрите, будет зависеть от того, какой глаз вы откроете. – Он все время так формулировал. Еще через минуту он сказал: – Марат знал, и стекла в его окнах тоже знали.

Я моргнул и вспомнил Ганзеля и Гретель. Следить за его мыслью, сказал я тогда, это все равно что следовать по тропе из крошек, разбросанных безумцем. Ты ответила, что по твоему скромному мнению, тропинки из крошек оставляют большей частью нормальные люди.

На вид ему было уже лет под восемьдесят, он был низкорослый, худой, с лицом, изрезанным глубокими морщинами. Седые кудри вскипали под грязными полями шляпы. Микрофон, в который он бормотал, в его костлявых руках выглядел громадным. Его мало кто слушал.

А мы сидели за ним и глазели на пыльные барханы на полях его шляпы.

Это была инаугурационная конференция для тех, кого мы считали мейнстрим-оппозицией, только что отколовшейся от более крупной организации, нашей, с позволения сказать, матёры, откуда мы – то есть «Левая фракция», известная также под рядом других громких имен, которые мы себе присвоили, – вырвались несколькими месяцами раньше. Отношения между первой и второй волнами добровольных изгнанников были не безмятежны, что, конечно же, не могло не радовать тех, кто еще недавно обучал нас партийной дисциплине, но, как бы мы ни старались избежать раскола и сколько бы ни сетовали потом, случившееся было неизбежно.

Надо признать, что и внутри каждой отдельно взятой волны дела шли тоже не блестяще. Это было как раз после того, как мы с тобой и еще пара друзей вышли из группы, нашими же усилиями и созданной. И вышли, разумеется, не без скандала.

Мы были раздавлены, буквально уничтожены. Мы встретились, пока еще были по одну сторону баррикад в той жуткой схватке с бывшими товарищами, когда наша группа уже начала поливать нас грязью в публикациях с одной стороны, а те, у кого мы переняли свои политические взгляды, на основе которых теперь им же и противостояли – вот и говори после этого, что эдипова комплекса не бывает, – ели нас поедом с другой. Было такое чувство, будто на всем свете не осталось никого, кто не хотел бы влезть в эту драку и участвовать в ней за нас или против нас, преследуя при этом какие-то свои цели.

Иные заседания этой конференции полностью вышибали из нас дух, как мы и боялись. Другие, наоборот, добавляли бодрости. У меня даже получилось воспользоваться моментом и возобновить кое-какие старые связи, оборванные еще со времен раскола. Мы снова встретили тех, кого были рады видеть, с кем хорошо было бы навести мосты. Те, кто помоложе и понаивнее, даже пытались заполучить нас в свои ряды, что, конечно, было очень мило с их стороны, хотя и не совсем убедительно.

На нас не произвел никакого впечатления и нисколько не удивил слух о том, что кое-кто из устроителей конференции собрался посетить ежегодную политическую тусовку на матёре.

– Можно подумать, эта их идиотская «корректность», из которой они сделали себе форменный фетиш, когда-то к чему-то приводила, – сказала ты. – Тупицы – не могут ни разозлиться вовремя, ни послать. Пусть идут, тем склеротикам это как раз на руку.

Но даже если бы наших недавних товарищей не за что было упрекнуть с точки зрения этики – а ведь, учитывая недавние события, это было совершенно не так, – то с точки зрения стратегии это все равно был чистый провал. И нам, кучке отщепенцев, чтобы сохранить свое право на существование в политике, нужно было как-то отличиться.

Честно говоря, я вполне ожидал увидеть кое-кого из самых хитромудрых лоялистов с матёры и на этой конференции, но заметил лишь одного, продающего с лотка книжки. Он как раз говорил что-то высокоумное человеку в пыльной шляпе, пока я просматривал новости по телефону.

Сообщали, что повсюду появляются какие-то провалы. Я видел изображения коллапсов на дорогах, где тысячи и тысячи авто стояли в многокилометровых пробках, пытаясь объехать то место, где дорога вдруг ушла в пустоту. Зияния открывались в цементных путепроводах мегаполисов по всему миру.

Ты ведь тоже помнишь. Дело было как раз во время ланча, когда ты, я, а с нами еще А. и С. вышли из здания, чтобы ты могла покурить, сидя на травке газона. Я пустился в воспоминания о тех временах, когда только вступил в партию и ходил заводить знакомства с другими активистами прямо у них дома, даже пытался «дискутировать» с ними – после известных событий никто из нас уже не мог произносить это слово, не показывая пальцами в воздухе кавычки, – где-нибудь на пороге или на крылечке. Ты стала дразнить меня, говоря, что не можешь поверить в такую мою активность.

Мы как раз вполне дружелюбно обсуждали достоинства и недостатки кое-кого из новых лидеров групп, когда А. вдруг пихнул меня в бок, и глаза у него стали прямо квадратные. Посмотрев туда же, куда и он, я увидел, что по дорожке между газонами шествует, опрометчиво облачившись в кожаный пиджак, дородный мужчина средних лет, так глубоко погруженный в свои мысли, что никого вокруг не замечает.