– Итак, – сказал он. – Вы отложили встречу.
– Да, пришлось допоздна работать. А потом уже не было сил. Да и сосредоточиться было трудно. Но вашу эсэмэску я получила и, видите, пришла, как только смогла.
– Это из-за вашей пациентки?
– Это из-за книги. Я делала кое-какие исследования. Для одной главы. И да, это имеет отношение к моей пациентке, Анне-Лизе.
И я рассказала ему о нашей последней сессии, о ее почте, о сообщениях, которые она получает. О ее депрессии. Поделилась с ним моей тревогой, но вместе с тем выразила уверенность, что Анна-Лиза уже на пути к новой фазе.
– Вы уже рассказывали мне кое-что об этой ситуации и раньше, – сказал он.
– В общем, после нашей встречи я пошла в спортзал и попыталась физическими нагрузками снять напряжение, но ничего не вышло. Мысли о ней не шли у меня из головы. Тогда я решила бросить все и добить эту задачу.
– И как? Вам удалось это сделать? – Он сложил пальцы домиком.
– Да, – сказала я. – По крайней мере, мне так кажется. Я не жалею.
– Вы уже говорили с пациенткой?
– Нет еще. Но поговорю.
– Разумеется. – Он поджал губы и внимательно посмотрел на меня. – Вы очень заинтересованы в этой пациентке.
– Вы так думаете? Я во всех своих пациентах заинтересована.
– Конечно. Но – допускаю, что вы сами этого не замечаете, – когда вы говорите о ней… Посмотрите на себя.
Он повел в мою сторону рукой. Я вдруг ощутила, что сижу на самом краешке стула, подавшись вперед, как будто смотрю напряженный спортивный матч. Смутившись, я села свободнее, откинулась на спинку стула.
– И так всегда, – сказал он. – У вас ускоряется темп речи. Вот почему я считаю, что эта пациентка имеет для вас особое значение.
– Не исключено.
– Поймите, я говорю это без осуждения. Неравнодушие к пациентам – это именно то качество, которое делает вас хорошим терапевтом. Но вы должны понимать, что эмоциональная вовлеченность в проблемы пациента чревата опасностями. Вы – тот, кто облегчает страдания, а не спасает души.
Элиот улыбнулся – редкий для него случай, – и я ответила ему улыбкой. Многие из тех, кто выбирает для себя нашу работу, чем-то напоминают Белого Рыцаря.
– Что ж, – сказала я, – сознаюсь, я нахожу ее… близким мне по духу и довольно интересным человеком. Так что, вполне возможно, я действительно немного увлеклась ею. Но совершенно эгоистически. Она для меня – случай из практики. Подходящий для моей книги.
Он слушал, склонив голову набок. Медленно покивал.
– Позвольте, я расскажу вам, что вижу, – сказал он. – Вы устали. Вы много работаете, поздно ложитесь спать. Ваше поведение меняется всякий раз, стоит вам завести речь об этой пациентке. Что случается довольно часто. Вам не кажется, что у вас созрела мания? Помните, как вы говорили мне, что хотите покоя? То, что происходит с вами сейчас, касается вашей эмоциональной жизни. Касается вас как личности, и позвольте сказать, как вашему терапевту, – эта пациентка уже стала частью вашей личной жизни.
Я сидела очень тихо.
Перевела глаза с него самого на его книги. Четвертое издание диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам. Кохут о нарциссических переживаниях. Дженкинс о техниках наблюдения. Я выдохнула с облегчением.
А Элиот развел ладони.
– У меня такое чувство, как будто вы частично превратились в этого человека, – сказал он. – Стали ее соучастницей. А она превратилась для вас в функцию. В вектор.
На другой стороне улицы, как раз напротив дома, где находится квартира Анны-Лизы, есть небольшой пустырь. Я сижу там, скорчившись за старой стиральной машиной. Наблюдаю за домом в портативный монокулярный прибор ночного видения.
Анна-Лиза легла в постель сорок минут назад: я видела, как она шла по квартире в тонкой ночной рубашке белого цвета, держа в одной руке стакан с водой, а в другой сжимая что-то маленькое, вроде пилюли снотворного. Как и я, она страдает бессонницей, а значит, любые шумные работы на земле сопряжены с риском, но как раз на этот случай я прихватила пневматическое ружье, заряженное шприцем с эторфином гидрохлорида.
Конечно, это не идеальный вариант. Несколько секунд мне придется пробыть на виду, но машина уже готова, и я перебегу дорогу быстро, как только начнутся конвульсии. От такого количества М99 никто еще не уходил.
Я приняла таблетку провигила, и сейчас чувствую себя прекрасно. Конечно, лучше было бы лечь и как следует выспаться, но я, точно так же как Элиот, ответственно отношусь к своей практике. Пациенты для меня превыше всего.
Вжимаясь в покореженный металлический бок машинки, я слышу за спиной какой-то звук. Быстро поворачиваюсь и смотрю в тень. Никого. Только высокие стебли сорняков покачиваются в грязи под стеной многоквартирного дома. Крыса, думаю я. Или кошка.
В ту же секунду чья-то сильная рука хватает меня за горло, другая ловким, натренированным движением выворачивает у меня из рук пистолет и отшвыривает его подальше, на край пустыря.
Я должна была предвидеть такой поворот событий. Он же профессионал. Вот он все просчитал. Но, с другой стороны, я же его пациент.
– Думаю, нам надо поговорить о стратегиях и способах принятия решений, Дана, – шепчет Элиот мне в ухо, одновременно пытаясь взять мою шею в «стальной зажим».
Я сопротивляюсь, хочу вырваться, потом резко толкаю его спиной. На миг он теряет равновесие, и я выскальзываю из его захвата, но он блокирует мой удар локтем и тут же наносит мне встречный удар такой силы, что у меня искры сыплются из глаз.
Он снова стоит между мной и пистолетом. На нем тоже все черное, как и на мне: защитный жилет, штаны с карманами. На поясе ножны, не пустые.