Петух молчал. Мелко дрожа и обхватив себя руками за плечи, Мел сидела в лодке сначала до тех пор, пока та не замерла на воде, а потом до тех пор, пока не посветлело небо. Она боялась шелохнуться. Постепенно ее сердце стало биться ровнее. Когда уровень адреналина в крови пришел в норму и ее перестало трясти, она положила ледяные руки на весла и стала грести назад, к дому на берегу озера, где только что проснулась Джоанна.
– Тебе что-нибудь снилось прошлой ночью? – спросила Мел.
– Может быть. – Джоанна вела машину. По кузову плясали солнечные зайчики.
– Ты ничего не слышала?
– Ты же меня знаешь. – Джоанна изобразила бесчувственный храп. – А что?
– Я слегка шумела, – сказала Мел.
– Когда собиралась на свое предутреннее катание? Я впечатлена!
– Мы с кукареку подняли такой шум, что я засомневалась: а вдруг это даже для тебя окажется слишком, – сказала Мел, подумав.
– Ки-ки-ри-ки, – произнесла Джоанна. Мел взглянула на нее, наморщив лоб. – Это по-немецки, – пояснила она. – Так кричат немецкие петухи. И нечего на меня глаза пучить, ты же знаешь, я тоже шпрехаю.
– Широта твоего лексического запаса просто поразительна, – сказала Мел. – А как говорят другие домашние животные, ты тоже знаешь?
– Грюнц, – ответила Джоанна через мгновение. – Я почти уверена, что это значит «хрюк». – Она взглянула на Мел и присвистнула. – Осторожно, Дойчланд.
– Вот именно, – сказала Мел. – Вас приветствует Кэмден-Таун. Я вроде книжку с собой брала. Ты ее не видела?
– Может, она осталась в лодке?
Они навестили городок, довольно симпатичный. Знаменитый своими башенными часами и булочными. Полюбовались фасадами. Обменялись смущенными улыбками с другими туристами.
– У тебя все в порядке? – спросила Джоанна.
Все окно универсального магазина занимала реклама журнала, из заголовка которого выглядывала изогнутая немецкая S, длинная, как шея морского чудовища.
– Я совсем не сплю, – сказала Мел. – Может быть, мне просто не хватает сахара, муки и германского джема, то есть выпечки. Бутер, битте? Как насчет помочь мне чуть-чуть? – И она ненадолго обхватила Джоанну за талию.
– Отчего бы и нет? – согласилась Джоанна. – Конечно.
Подходя к магазину с пирожками, Джоанна взглянула на часы. Мел сказала:
– Здорово здесь.
– Правда? – спросила Джоанна.
– Смотри, вон там ресторан. Может, зайдем, посидим пару часиков, что-нибудь съедим? – Джоанна замялась, и Мел поспешно добавила: – Хотя нет, что это я. Нам пора. У тебя же работа.
Предчувствие беды не охватило Мел ни тогда, когда она поворачивала машину с большой дороги на их проселок, ни тогда, когда они уже входили в дом. Вокруг не происходило ничего необычного. Солнце еще не село. Она прислушалась, но не уловила ничего, кроме шелеста листвы. Она посмотрела на озеро и наконец улыбнулась Джоанне, чей внимательный взгляд чувствовала на себе постоянно. Они посидели в гостиной, Джоанна читала, Мел отвечала на письма по электронке. Несколько часов, то есть весь вечер, все было нормально.
А ночью петух запел опять.
Мел открыла глаза. Полежала, глядя в потолок. Джоанна не проснулась. За окном выл ветер. Чокнутая деревенская птица возвещала зарю за несколько часов до рассвета.
Чтобы просыпаться вместе с солнцем, они не задергивали на ночь шторы, и поэтому Мел, едва поднявшись с кровати, сразу увидела озеро. И долго стояла неподвижно. Наконец она голышом подошла к окну. Посмотрела, как раскачиваются тени деревьев, как скользят черные облака, последила за темной сушей и водой. И тут петух заорал опять, громко, надрывно и совсем близко.
Мел коснулась стекла. По трепету листвы, бешеному, как в сухую грозу, она поняла, что ветер усиливается. Что-то приближалось к ней. Порыв воздуха донес до нее восторженный вопль петуха. Вокруг все спали. Нигде на берегу озера не зажглось в темноте ни огонька. Завибрировала оконная рама. «Проснись, – взмолилась про себя Мел. – Проснись, проснись, проснись».
Птица теперь шептала совсем близко. Прямо ей в ухо. Мел затаила дыхание и различила тихое «ко-ко». Ветер с разбегу ударился в стекло, и в ту же минуту она снова услышала крик петуха, а с ним еще какое-то шипение и рычание. Откуда-то потянуло выгребной ямой, да так, что Мел, не удержавшись, рыгнула. Воздух в комнате вмиг наполнился влагой. Выпрямляясь, но все еще держась за подоконник, она услышала, как за спиной у нее что-то хлюпнуло. Обернулась.
На полу лежала какая-то куча.
Черная. Бесформенная и большая.
Очень большая и мокрая, откуда она взялась? Куча преграждала ей путь.
У Мел свело горло. С кучи текло.
Кошмарный теленок, рожденный без ног, без головы, без глаз, зато с бородавками по всему телу. Груда телячьей кожи лежала в луже воды. Точнее, кожаная сумка, или даже мешок, полный неприятных сюрпризов: кусков угля, комьев мокрой земли, кровяных сгустков или полусгнивших корней. Сердце Мел забилось так сильно, что от каждого его удара она вздрагивала всем телом. С мешка продолжало течь.
У нее подогнулись ноги. Где-то за этим порождением кошмара в теплой, сухой постели, словно в другой стране, спала Джоанна.
Мешок заворочался.
Что-то толкнулось в нем изнутри, захлюпало, зачавкало. Он тяжело повалился на бок, пачкая половицы.
Так, рывками, перекатываясь с одного боку на другой и толчками подтягивая себя вперед, он приближался к ней. Комната содрогалась, когда он всем своим весом в очередной раз ударялся об пол. Шкура на нем натянулась так, словно готова была лопнуть.
А еще он звучал на разные голоса: кудахтал, шипел, злобно рычал. Когда он подобрался совсем близко, Мел услышала в нем женщину.