Три момента взрыва (сборник) - Страница 103

103

Ник то и дело восклицал:

– Йес-с!

В таком приподнятом настроении Анна не видела его еще ни разу. Он даже перестал ненавидеть своих тюремщиков. Да и они, обсуждая свои планы, спрашивали теперь и его мнения.

В полете она смотрела через кромешную тьму на землю, лишь кое-где припорошенную крупной солью огней – это были новые поселения. Иногда был виден какой-нибудь одиночный огонек, окруженный глубокими траншеями черноты.

– Будем лететь до последней капли горючего, – сказал полковник. – Вы все знаете, что поставлено на карту. Так что держите его.

– Он тоже все знает, – ответила Анна.

Солдаты сидели, пристегнув ремни, в креслах по обе стороны большого, слабо освещенного грузового люка, опутанного какими-то проводами и веревками, обвешанного стальными зажимами. Все, как один, широко раскрыв глаза, смотрели на Ника, а тот стоял впереди и тоже смотрел перед собой не моргая.

– Да, – согласился Гомес. – Конечно знает. Но разве ему не все равно?

– Нет, – ответила Анна. – Теперь нет. Посмотрите на него сами.

Ник ходил по крышке люка – туда и обратно, туда и обратно. В эту поездку он отправился с воодушевлением, которого Анна никогда не наблюдала в нем раньше. Он и шагал теперь как человек, полный сил и энергии.

– Это все из-за той, по чьим следам мы идем, – сказала она.

Восемь часов подряд солнце пронзало своими лучами нутро подвесной камеры, пока самолет трясло над миром. Парень все бледнел. «Первая любовь», – подумала Анна с улыбкой.

– Держи, Ник, – сказала она вслух. Она скормила ему шоколадку, напоила кофе, дала таблеток, чтобы он не уснул, и все это под непрестанные уговоры, мольбы и приказы не останавливаться, продолжать ходить, несмотря на боль в одеревеневших ногах. Когда ему было нужно, его водили в туалет, но запираться там не позволяли.

Он попытался еще раз и снова побледнел.

– Господи! – воскликнул он. Его охватила паника.

Иногда он вдруг пускался бегом вокруг стоявшего тут же военного «Лендровера», и тогда она кричала ему, чтобы он не валял дурака и не переутомлялся понапрасну. Солдаты не сводили с него глаз. Он перешел сначала на шаг, потом пополз. На пятом часу полета он плакал от изнеможения, но двигаться не перестал, не рискнул остановиться ни на минуту, боясь, как бы не зазмеились вокруг его ног предательские трещины, как бы металл не заразился бестелесностью и в корпусе самолета не зазиял ров.

На седьмом часу он повалился на колени и упал ничком, вытянув вперед руки, клянясь, что ни за что больше не встанет. Анна закричала. Дело кончилось тем, что один из солдат, Хенкокс, достал пистолет.

– А ну, шевелись, ублюдок! – закричал он, наклонился и приставил оружие к макушке Ника. – Не то словишь пулю.

Ник пополз.

Когда в светлых шотландских сумерках они сели на заброшенном аэродроме, который заранее выбрали по картам, Ника вынесли из самолета и на руках отнесли по начавшей уже зарастать взлетной полосе к опустевшему зданию. Там он проспал целых одиннадцать часов, а его ров, словно изголодавшись за время его непрестанного движения, материализовался, став еще глубже и шире, чем раньше.

Их разбудил далекий рев военных самолетов и грохот взрывов. Связь с любыми властями отсутствовала.

– Даже если бы и был способ с ними связаться, мы все равно не знаем, кто теперь на чьей стороне, – сказал полковник.

Они открыли карты и с непривычным демократизмом, который всегда возникает во времена хаоса и упадка, принялись планировать свой дальнейший путь. Ник тоже. Он перескочил через свой ров и сел настолько близко к неподвижному центру боевой разведывательной машины, насколько они смогли его вычислить.

– Может быть, все и обойдется, – сказала Анна. – Радиус рва составляет примерно половину длины машины. Так что она займет как раз весь нуклеус, если мы будем держать его строго по центру. Но надо регулярно останавливаться. Иначе нам грозит потеря передних фар и заднего бампера…

– Черт, – проговорил Гомес. – Давайте уже рискнем.

За руль сел солдат по фамилии Шин, он вел стремительно, то и дело резко бросая большую машину в поворот, чтобы обогнуть брошенные трактора и другие автомобили – на дороге их встречалось по несколько штук на милю. В одной крошечной деревушке они пронеслись сквозь баррикаду-зигзаг, а перепуганные местные жители стреляли в них из дробовиков.

Каждые полчаса они делали остановки и выпускали Ника погулять или посидеть на траве, где вокруг него иногда начинала появляться траншея, а Шин тем временем проверял исправность БРМ. Машина казалась вполне надежной, но днем, когда пошел дождь, где-то в ее недрах вдруг натужно заскрипело железо, пол с тошнотворным звуком начал отделяться от бортов в задней части кузова, машина опрокинулась, закувыркалась и, боком проскользив посередине дороги, остановилась.

Все выползли из обломков. Ник кричал, у него была сломана рука. Барроуз сильно порезался осколками. Адамс был мертв – вертящаяся ось ударила его по голове.

– Мать твою перемать! – завопил Шин. Он набросился на Ника так, словно парень нарочно позволил траншее пересечь их путь. Но когда они сели под мокрые деревья и стали перевязывать свои раны, Анна увидела, как вокруг Шина начала бороздкой проваливаться грязь.

– Вот тебе и раз, – сказал тот, неприятно удивленный. – Я заразился.

Это сам Шин, точнее, его первый ров, разрезал машину надвое.

– Я в яме, сэр, – сказал он и засмеялся. Шин не двинулся с места, даже когда Гомес нацелил на него пистолет. Так они и оставили его, сидящим в траншее.

Вшестером они долго тащились пешком, изнемогая под весом снаряжения и полужесткой моторки, которую они обмяли, как могли. Сойдя с дороги, они устроили привал, а утром снова тронулись в путь и еще несколько часов двигались к побережью по местности, которая становилась все более и более каменистой.

103