Три момента взрыва (сборник) - Страница 87

Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько раз из скольких врач не может поставить пациенту точный диагноз? Представьте: человек приходит к врачу. У него все болит, он мучается. Анализы ни к черту. В организме явно что-то пошло не так, может, даже совсем не так. Собираются специалисты, проводятся обследования.

Проходит месяц, и что же? Все хорошо. Пациент здоров и счастлив. И никто так и не может сказать, что с ним такое было.

Хотя бывает и наоборот – человек умирает, но болезнь все равно остается неопознанной. Причем умирают даже чаще, слышать о том, что вот, мол, такой-то заболел неизвестно чем и сам выздоровел, приходится гораздо реже. Так что СП, если они хотят соответствовать реальному положению дел в медицине, даже полезно время от времени описывать врачам несуществующие симптомы, пусть они гадают – как это понимать и что это такое было.

Но мы с Джонасом не занимаемся серьезным изучением вопроса, мы просто сидим в фойе отеля и ждем, когда появится один-единственный руководитель секции. Точнее, руководительница, да и та липовая.

Доктор Гауэр проводит послеобеденное заседание. Ее задача – поднять настроение публике.

– Хочешь услышать ужасную новость? – сказала Тор. – Кто-то в больнице послал ко мне психиатра.

И она широко раскрыла глаза, как на сцене.

– Быть такого не может. Почему?

– Очень даже может. И есть, хотя это и глупость ужасная.

Мы как раз ехали в загородный аутлет: Тор пожаловалась, что ей не хватает одежды, чтобы изображать пациентов побогаче.

– И в чем же оказалось дело? – спросил я.

– Ну, ты знаешь, что последнюю пару недель я была… как это сказать… в рассеянности? – До того случая она мне ничего такого не говорила.

– Да?

– Да, сделала пару глупых ошибок, запуталась в репликах, наверное. Так вот, по этой причине они в больнице решили, что у меня какая-то болезнь мозга: то ли начало Альцгеймера, то ли шизофрения, то ли еще чего. Я так зла на них.

– Звучит на самом деле глупо, – сказал я. – Даже погано. А что, мне и в самом деле не о чем беспокоиться?

Она улыбнулась, и мне даже показалось, что именно так она улыбалась и раньше, до того, как все началось.

Джонас позвонил мне и велел приезжать в больницу немедленно.

– Тор же не у вас, – сказал я, а он ответил:

– Ты дурак, приезжай сейчас же.

Он провел меня в небольшую комнатку.

– Я сказал этому парню, что ты со мной работаешь, что ты исследователь, – прошептал он. – В сущности, так оно и есть, верно? Так что… – Он приложил палец к губам и открыл передо мной дверь.

Пациент оказался пузатым мужиком лет шестидесяти, он тихо лежал на высокой платформе. На меня он посмотрел большими перепуганными глазами.

– Мистер Брэндон, – заговорил Джонас. – Это мой коллега, о котором я вам говорил. Не могли бы вы показать ему то же, что и мне? И рассказать, что с вами случилось?

Медленными, осторожными движениями Брэндон расстегнул верх своей пижамы.

– Тело как будто горит, – сказал он. – Повсюду.

– А где у вас заболело сначала, мистер Брэндон? – спросил Джонас.

– На шее, сзади, – отозвался тот. – Жгло так, точно головешку приложили. Потом пошло оттуда дальше.

Кожа на нем как будто ороговела. Он держал пижаму распахнутой. Я увидел следы на его затвердевшей коже.

– Когда жар прошел, осталось вот это, – сказал он.

Джонас мягко прижал мою ладонь к торсу Брэндона. Его кожа была шероховатой на ощупь и казалась ломкой, словно пластик, по бокам, плечам и вокруг шеи тянулись пятнистые полоски, они напоминали сырость, ползущую со спины. Пятна были выпуклые, темнее, чем кожа вокруг, и каждое сидело на своей кератиновой бляшке. Все вместе походило на несовершенные письмена.

Брэндон моргнул. И спросил:

– Вы мне поможете?

Он был обычным парнем. Прожил почти всю жизнь в пригороде, работал в Департаменте образования, любил рыбалку. Серьезно никогда не болел.

– Он думает, что это рак, – сказал Джонас. – Что ж, неудивительно. Но это не рак. Ты с ним знаком?

– Нет. И Тор тоже.

– Это ты так считаешь, парень.

– Тор с ним не знакома.

Когда мы узнали про эту конференцию и решили, что нам нужно на нее поехать, Диана пошуровала по своим каналам и выяснила вот что. Доктор Гауэр действительно занимается научными исследованиями. Правда, докторская у нее по психологии, а не по медицине, но работа, о которой она собирается говорить, существует, хотя сама доктор Гауэр относится к ней не без доли юмора. Так что, наверное, ее послеобеденная речь будет представлять собой такую шутку для посвященных. Вроде Шнобелевской премии – шутки шутками, и/но результат налицо.

Название ее доклада – «Отклонения от сценария: ошибки, нарушения и психотические прозрения в работе стандартных пациентов».

Уверен, что нормальные участники конференции уже животики себе надорвали от смеха.

Но мы приехали сюда ради банкета. У нас и талончики на питание имеются. Так что везде, где будет смешно, я буду хохотать. А потом мы вместе подойдем к доктору Гауэр, Джонас и я. И объясним ей, во что мы вляпались.

Интересно, какие она собрала примеры? Она ведь наверняка занималась историей этого дела. Отклонений от сценария. А вдруг это и раньше случалось, ну, то, с чем мы столкнулись? Вдруг это что-нибудь значит? И мы сможем понять – что.

Брэндон был слаб и слабел все больше. Дерматологи не знали что и думать.

– Он бредит, – сказал Джонас, – но температура у него не высокая. Скорее даже наоборот, она понижается.

Галлюцинации Брэндона усиливались день ото дня, но время от времени с ним еще можно было разговаривать нормально.