– Дурак ты, – сказал я.
– Кто бы говорил, – ответил он. – Сам сказал, что это просто мусор.
– Заткнись. Ты дурак, потому что его бросил.
Он ничего не сказал. Над нами кружили голуби. Я медленно опустил голову и перехватил взгляд Йена. С минуту мы смотрели друг на друга в упор, выражение его лица показалось мне странным, и я сделал к нему шаг, но он резко развернулся и побежал к метро. Я даже не удивился. Я гнался за ним, громко окликая его на ходу, просто так, из чувства долга, но он оказался проворнее меня и нырнул в подземку раньше, чем я успел добежать.
Несколько дней подряд Йен не ходил в школу. Закрыл все свои аккаунты в соцсетях. Когда я пришел к нему домой, дверь открыла его мать и взглянула на меня с внезапной неприязнью.
– Он не выйдет, – сказала она, прежде чем я успел открыть рот. Потом захлопнула дверь и уже через нее добавила: – И не ходи сюда больше, не то я твоему отцу пожалуюсь.
С кем мне теперь было обсуждать новости? Какой-то мужик нашел еще одну трубку, обернутую в полиэтилен, и продал ее «Дейли Миррор». Другая тетка передала свою находку четвертому каналу.
– Необходимо подчеркнуть, что у нас нет никакого способа убедиться в том, что ее содержимое не подделка, – говорил диктор.
Под слоем черного водонепроницаемого пластика оказался еще слой пузырчатой пленки, а под ней – твердый картонный цилиндр.
– Он лежал прямо на куче снега, – рассказывала тетка по телевизору. – И выглядел как-то странно.
Показали записку, найденную внутри. Она была написана от руки крупными буквами. «Сообщение № 4», – стояло в заглавии.
Это Райан. Мы идем по бровке. Джона, мы зовем его Дуро, пришлось бросить.
Он нашел в снегу старые колышки и веревку. Похоже, кто-то уже разбивал тут лагерь до нас. Он сказал, что во льду есть какая-то шахта, а в конце ее что-то темное, как будто там замерз много лет назад какой-то зверь, но мы ничего такого не видели, потом он полез, и все затрещало и посыпалось, а когда мы добрались до него, внизу было пусто.
Он остался там и продолжал шептать.
Если поглядеть вниз, то вас видно, только как будто с преломлением. Надеюсь, эта штука не упадет никому на голову. На всякий случай упакуем ее в снег. Здесь, наверху, птицы или «птички».
У нас есть фотки, которые мы не можем скинуть. Снег здесь, наверху, другой.
Привет отсюда.
Сначала он написал «привет с редута». Но кто-то зачеркнул слово «редут» и написал «с призракберга». Но и это тоже было зачеркнуто.
Внизу было непонятно, похолодало в Лондоне из-за айсбергов или это просто настали холода, настоящие холода впервые за долгое время. Двадцать пятого декабря Масса № 6 опустилась над Серпентайн-Лидо, где Клуб пловцов проводил свой ежегодный рождественский заплыв. Дуновение от ледяной глыбы вмиг заморозило воду, и один шестидесятидвухлетний пловец отдал богу душу. «Он умер за любимым делом», – сообщил позже секретарь Клуба прессе.
В воздух опять поднялись армейские самолеты. Люди собрались на Парламентском холме посмотреть, как солдаты будут высаживаться на нижние склоны ледяной горы. Это было похоже на вторжение.
Отец взял меня с собой, посмотреть на это с обзорной площадки на крыше Центрального Пункта. Он пошел туда ради меня – ему самому было не очень интересно. Я-то, конечно, предпочел бы оказаться внизу, на улицах, прямо под айсбергом, но я был тронут. Администрация здания поставила на крыше несколько мощных телескопов, так что желающие могли по очереди заглядывать в них и наблюдать за тем, как по склону огромной горы ползут крошечные человечки.
Позже мы услышали, что они нашли остатки лагеря Райана, но исследователей в нем уже не было. Солдаты забирались во все расщелины и пещеры так далеко, как только могли проникнуть – позже кое-кто из них опубликовал сделанные там изумительные снимки, – но так никого и не обнаружили.
Умерла двоюродная бабушка Робби.
– Вот почему его давно нет, – сказала Сэл. А я и не заметил. – Его семья переехала. Ты знаешь, что у них случилось?
Как-то ночью Масса № 7 зависла над северным Лондоном, да так, что приют, в котором жила бабушка Робби, оказался прямо под ней, и все его обитатели включили у себя батареи и пораньше легли спать. Наутро, когда айсберг уплыл, а солнце растопило на траве иней, Нэнти нашли в общем саду – она сидела на скамье и была покрыта льдом, как панцирем.
– А на лице у нее застыла гримаса смертельной агонии, – закончила Сэл.
Я передал ее слова своей матери, и та пришла в ярость.
– Какая чушь, – сказала она. – Ты же знаешь, что я хорошо знаю маму Робби. Ничего подобного на лице ее тети не было. Наверное, она просто задремала в саду и не проснулась. Надеюсь, что, когда придет мое время, я уйду так же мирно.
Входная дверь была распахнута настежь, добавила она потом. И я вспомнил, как Нэнти встала и открыла ее в тот раз, будто знала, что айсберг на подходе.
Йен все еще не ходил в школу. Его родителям наверняка здорово за это влетело. Я снова пошел к нему. Но прежде я написал: «ЭТО Я ЧУВАК ДАВАЙ ВЫХОДИ Я ЗДЕСЬ». Не прошло и минуты, как дверь открылась. Когда я вошел, его мать глянула на меня с подозрением, но из дома не выставила.
– Проходи давай, – сказал он.
Мы сели в его комнате, и он откуда-то из-за книг выудил помятую трубку из толстого картона. Он понаблюдал за тем, как я пожирал ее глазами.
– Ее еще никто не видел, – сказал он. – Даже мама.
Он снял с одного конца трубки крышку и вытащил письмо. Мы развернули его на кровати.
Сообщение № 1. Милый Лондон. (Я узнал почерк из новостей.) Что мы, прежде всего, знаем об айсбергах? То, что мы видим лишь их верхушку. 9/10 каждого скрыты под водой.