Текучая смесь горячего пепла и камней хлынула в города, затопила храмы, от нее закипело море. Возведенные людьми постройки, правда, устояли и превратились в артефакты, но порядком обугленные.
Когда археологи только начинали копать, они то и дело находили под землей пустоты. Похожие на норы, только без входов и выходов. Много лет подряд они просто взламывали их и вынимали оттуда кости и всякую труху, пока в 1863 году не услышали о некоем Джузеппе Фьорелли, который, раскапывая Помпеи, залил однажды в такую пустоту гипсовый раствор и дал ему застыть.
Это был первый в истории случай, когда возникшую гипсовую форму аккуратно освободили от земли и почва, расступившись, произвела на свет давно умершего человека.
Тела разлагались под землей, оставляя по себе миниатюрные склепы, пространства, запечатлевшие последнюю агонию умирающих. Люди как будто пытались оттолкнуть от себя смерть и так и застыли в позах боксеров, когда спеклись их напряженные мышцы. Окаменевший гипс воссоздал эти антитрупы, превратив их в подобия костяных фигур. Сохранилось все, даже форма их криков.
Сначала в Помпеях, потом на этом острове.
Пустоты, оставленные в почве острова мертвыми телами, были заполнены гипсом, результаты бережно извлекли на поверхность. Женщины, мужчины, дети, собаки и кошки, прирученные медведи среди развалин жилищ. Все они хранились теперь в музее, открытом специально для туристов на самом большом раскопе острова.
Иногда гипсовые слепки осторожно вынимали из витрин, переносили на борт самолета и отправляли за море на очередную выставку с названием вроде «Другие Помпеи». Самые знаменитые фигуры получили имена согласно тем позам, в которых они были найдены: «Влюбленные», «Непокоренный», «Бегущий».
В 1985 году Маккалох увидел их в Британском музее. И потом всегда настаивал на том, что та выставка никак не повлияла на его решение переехать в Элам.
– Все исследователи до сих пор пользуются одной и той же технологией практически в неизменном виде, – говорила София. В присутствии Маккалоха она вела себя настороженно, но от него все же не укрылось ее возбуждение. – Ну, почти. Но наша проф… Короче.
Она расстегнула молнию на самой большой палатке, Маккалох шагнул внутрь и тут же сощурился от ярко-красного солнечного света, сочившегося сквозь ткань. Внутри пахло потом. В каждой из четырех матерчатых стен было прорезано по окну, затянутому прозрачным пластиком и прикрытому занавеской.
Что-то сияло и переливалось на брезентовом полу.
Перед Маккалохом лежала половина человека. Это был слепок, он видел такие много раз: мужчина с вытянутыми вперед руками, под глазницами зияет провал рта. Правда, чуть ниже пояса его тело внезапно обрывалось, но Маккалоха поразило не это.
Слепок был отлит не из обычного грязно-серого, пористого гипса. Он был прозрачен, как кристалл или стекло.
Необычайную гладкость его будто отполированной поверхности лишь кое-где нарушали шероховатые вставки мелких камней. Внутри виднелись мутные потеки. Это обычная грязь взметнулась и застыла, превратившись в окаменелость, не хуже какого-нибудь ископаемого дерьма.
Маккалох опустился на колени. Ему хотелось разглядеть слепок поближе. Внутри того играли и преломлялись световые лучи.
– Мы испытываем новый процесс, – объяснила Софи. – Вместо гипса используется разновидность смолы. Каждый раз, найдя под землей полость, мы заливаем в нее два химиката, они вступают друг с другом в реакцию и образуют смесь, которая становится чем дальше, тем тверже. Проходит два, три дня и фигура готова, ее можно вынимать. Не трогайте.
– Я и не собирался, – сказал Маккалох.
– Со временем ее можно будет трогать сколько угодно, в этом весь смысл. Этот материал крепче пластика, и в нем нет пор. Но технология еще требует доработки. Разные составы, разное время застывания.
Ему хотелось провести ладонями по гладкому, сияющему лицу фигуры. Хотелось склониться к ее пустым глазам и заглянуть в них, посмотреть в их прозрачную глубину своими глазами.
– Мы не знаем, что стало с его ногами, – добавила София.
Торс горел. Может, он уже был таким, когда умер. А может, много веков спустя земля обрушилась и заполнила пустоты нижней части тела, наполовину стерев его из вечности. Наполовину его развеществив.
– Здравствуйте.
Маккалох встал и обернулся на голос.
У входа в палатку стояла женщина и стряхивала с рук пыль, строгим черным силуэтом рисуясь на фоне освещенной двери. Убранные назад волосы растрепались, из прически кое-где выбивались смоляные с сильной проседью пряди. Она сделала шаг вперед, в красное освещение палатки, и тогда Маккалох увидел ее лицо.
Никола Гилрой была на несколько лет моложе его. Ее глаза глядели с угрюмой и скорбной учтивостью. У нее были высокие брови, чуть запрокинутая голова, резкие черты лица и римский нос. Грязь покрывала ее с головы до ног.
– Проф, – обратилась к ней София, – все о’кей, правда? Я только…
– Все в порядке. – Женщина с усилием выдавила из себя улыбку. Голос у нее оказался на удивление тонким, почти писклявым. – Я так понимаю, это вас нам следует благодарить за чипсы.
– Я Маккалох, – сказал он. – Надеюсь, вы не возражаете, что я к вам заглянул. Живу здесь уже пропасть лет, и до сих пор не знал, что тут тоже раскоп.
– Ну да, – согласилась Гилрой. – Теперь и здесь. Следы на земле пересеклись с линиями на фото, сделанных со спутников.
– И когда вы это выяснили? – спросил Маккалох.
– Это не я. Меня сюда пригласили. Новая методика для новых находок.